– Попробуй разрезать узлы. Только скорее, пожалуйста. Они ушли наверх. Могут вернуться в любую минуту. На всякий случай назови свой домашний телефон и скажи, как тебя зовут.
Надя сказала. Нож был столовый, с тупыми зазубринами, и у нее ничего не получалось: канат был слишком толст. Тогда она, не раздумывая, стала отрезать ножницами волосы.
– Умоляю, быстрее, – просила девушка. – я не могу оставаться здесь дольше. Они меня убьют, если застанут тут. Ключ висит справа от решетки. Откроешь ее и попробуй открыть окно. Если не получится, попытайся пролезть в форточку.
Надя отрезала последнюю прядь и спрыгнула.
– Все, спасибо. Как тебя зовут?
– Оксана. Я из Харькова. Только никому не говори мое имя. Вот, возьми халат. И верни ножницы и нож. Их нельзя оставлять здесь.
Оксана подбежала вместе с Надей к окну, помогла найти ключ.
– Спаси тебя бог и помилуй. Я бы с радостью с тобой убежала, но у нс другое дело. Прощай. Я попробую отвлечь того, кто дежурит у входа. Кажется, Борис.
Она бесшумно исчезла. Надины руки дрожали, когда она всовывала ключ в замок. Раздвинув решетку, она легко открыла окно и в следующее мгновение стояла на земле.
Ее обдало прохладой, но она ее не почувствовала. Надев халат, она вспомнила о своей одежде и сумочке, лежавших перед дверью пристройки. Она понимала, что ей нельзя задерживаться ни на секунду, но в одежде и с деньгами она могла бы быстрее добраться до дома. Не выходили из головы и ключи, без которых она не могла попасть в квартиру.
Она обогнула дом сзади и осторожно выглянула из-за угла. Нужную дверь она отыскала сразу, но ни одежды, ни сумочки на земле не обнаружила.
Было уже светло. За домом совсем близко начинался лес. Только бы не колючая проволока, подумала она и побежала прочь от этого страшного места. Совсем скоро она оказалась на берегу неширокой реки. Скинув на бегу халат и подняв его над головой, она вошла в воду. Дно быстро ушло из-под ног, и она поплыла на спине, как учил Костя. Всего месяц назад они купались на даче.
Противоположный берег оказался обрывистым, и она несколько раз сползала в воду. Наконец она отыскала обвитое корнями место и выбралась на берег. За речкой было поле, справа виднелся лес, и над ним всходило солнце. Оно было чахлое, едва пробивалось сквозь туманные облака, но это было живое солнце! Она надела халат на мокрое дрожавшее тело и удивилась, что не чувствовала холода ни в воде, ни сейчас. Все ее тело горело от ран, даже мягкий халат причинял боль. Ей хотелось побежать навстречу солнцу, но, сообразив, что ее дом находится западнее, она повернула налево, стараясь держаться поближе к деревьям, растущим вдоль реки.
Пробежав полчаса, а может, больше, она почувствовала, что ноги окоченели. Трава была мокрая и холодная. Присев на пенек, она обернула ноги полой халата и так просидела несколько минут.
Ее взгляд упал на часы, и она заплакала от радости оттого, что они чудом сохранились. Поднесла их к губам и вскрикнула от боли. Коснувшись пальцем губ, она нащупала осколки зубов. Она стала судорожно ощупывать их, потом закричала, упав на землю:
– Господи! Я не могу, я не хочу домой! Я хочу умереть! Почему он меня не застрелил!
В ее сознании всплыло лицо Стаса, совавшего ей в глаза пистолет.
– Ты знаешь, что такое русская рулетка? Один шанс из восьми отправиться на тот свет. А здесь два патрона. Один из четырех.
После каждого щелчка тело ее вздрагивало, независимо от воли.
– Ну ты, блядь, в рубахе родилась, – искренне удивлялся он. – Ну, уж сейчас-то…
Когда Борис отнял у него после третьего щелчка пистолет и следом прогремел выстрел, ей показалось, что пуля попала в нее, и она потеряла сознание.
Ноги сами подняли ее, и она побрела, уже не думая, куда и зачем. И тут она услышала блеяние козы. У соседей на даче была коза, и Надя любила, когда она блеяла. Она почти побежала навстречу козе и увидела домик. Маленький, полуразвалившийся, он показался ей сказочным дворцом.
В огороде возилась старушка. Увидев Надю, она выпрямилась и, опершись на лопату, уставилась на нее.
Надя приблизилась к старушке, и тут силы оставили ее. Потянув вперед руки и прошептав: «Бабушка, бабушка», она опустилась на землю.
– Господи помилуй, – перекрестилась старушка, нагибаясь над ней. – Да ты никак живая. А я уж подумала, нечистая сила. – Она ухватила Надю за руку и стала поднимать. – Теперь уже ничего, считай, что дошла. Пойдем в избу, согреешься. Да как же это тебя так угораздило?
Надя послушно поднялась и, держась за старушку, пошла в избу. Там старушка достала из-под печки валенки, сняла с веревки шерстяные носки.
– Ну-ка надень, обогрей ноги. Я как увидела, что ты босая, так и подумала о нечистой силе. Ишь что надумала, убежать из дому раздетой. Глядишь, так и придатки недолго застудить, а тебе нельзя, тебе еще рожать надо.
Надя присела на лавку и потянулась за носками. Халат распахнулся.
– Э, девка, – прищурилась старушка и погрозила Наде пальцем. – У тебя что-то не так. Я догадываюсь. Потом, когда отойдешь, поделишься. А сейчас тебе хлебнуть нужно вот что.
Она подошла к буфету, достала початую бутылку и два граненых стакана.
– Нет, нет, я не буду, – сказала Надя, – я не пью.
– А сейчас выпьешь, если хочешь прийти в себя от того, что пережила. Да тут и пить нечего, разве только понюхать. И я заодно с тобой.
– У вас не найдется чаю или теплого молочка? Я замерзла.
– Да уж я вижу. Дрожишь, как лист. Если и, правда, не пьешь, тогда зажми нос и влей залпом. Я помню, вот также впервые выпила, когда была такая же, как ты.
Надя так и сделала. Видя, как она закашлялась, старушка засмеялась беззубым ртом и тоже выпила. Она стукнула о стол дном стакана, и наблюдавшая за ней сквозь выступившие слезы Надя мгновенье потеряла чувство реальности: лицо старушки вдруг сложилось вдвое, так что острый подбородок поднялся и слился с носом. Надя закрыла глаза и подумала: «Мистика». Когда она вновь взглянула на старушку, лицо той было опять нормальным, а сама она пытливо рассматривала ее.
– Ну как, полегшало? А? Еще не дошло? Обязательно дойдет. А теперь приляг, можешь и чуток вздремнуть, пока я печь растоплю и сготовлю. А заодно и воды согрею. Ты гляди, какая ты грязная, как монжиха. Мы тут с Дусей одного монжа отходили. Совсем погибал. А сейчас ничего, выжил. Ну, давай, приляг.
– Нет, бабушка, я спать не буду. Мне нужно домой, – запротестовала Надя, с трудом шевеля языком.
– И пойдешь, только поешь и ополоснешься. Такую свинушку и в автобус не пустят.
– Я пойду пешком, у меня нет денег на билет.
– Как пешком? С ума рехнулась? Когда ж ты дойдешь до Москвы, если ты там живешь? Дотуда шестьдесят верст, почитай.
Она еще что-то говорила, но ни возражать, ни открыть глаза у Нади уже не было сил. Когда старушка повела ее к кровати, она послушно последовала за ней. И тут же куда-то провалилась.
***
Она услышала шум подъехавшей машины, подбежала к окну и увидела, что у подъезда остановилась дяди Алешина «Волга». Из машины вышли Костя и дядя Алеша. Значит, он не разбился, он вернулся, обрадовалась она. Заметив ее в окне, Костя весело помахал рукой и побежал к крыльцу. Надя увидела, что она голая и стала метаться в поисках, чем бы прикрыться, но ничего не находила. А на крыльце уже слышались шаги, и хлопнула дверь.
Она открыла глаза и увидела устремленные на нее черные, как уголь глаза. Они были не дяди Алешины и не Костины – светлые и добрые, а злые и жадные. Она приподняла голову и обнаружила, что одеяло валялось на полу, а халат распахнулся. Она поспешно прикрылась им и испуганно спросила:
– Вам чего?
Только сейчас она обратила внимание на то, что перед ней стоял милиционер, и даже обрадовалась, но он повернулся и быстро вышел.
Знакомое чувство тревоги овладело ею. Она слезла с кровати и подошла к окну. У крыльца стояла милицейская машина в виде фургона, и возле нее разговаривали два милиционера. Тот, который был в доме, молодой и тонконогий, что-то говорил второму, постарше и потолще, указывая глазами на окна. Увидев Надю, он изобразил улыбку, но взгляд был холодный. Она отошла от окна и в отчаянии опустилась на лавку.
В печи горел огонь, на плите стояла большая кастрюля с водой. Старушки нигде не было.
За окном раздались громкие голоса, и вскоре в дом вошла старушка и следом за ней милиционеры, которые шумно поздоровались.
– Это ко мне внучка приехала, – сказала, словно оправдываясь, старушка и подмигнула Наде. Всю ночь ехала, устала, только прилегла отдохнуть, тут вы, нечистая сила, свалились на голову.
– Всю ночь, говоришь, ехала, а отчего тогда устала? Или чем занималась? – Молодой громко засмеялся, блеснув двумя золотыми коронками по бокам рта. – А как зовут твою внучку, бабка Насть, и какое у нее фамилие? Наверное, забыла уже? А ты молчи, – полупригрозил – полуприказал он Наде.
